Дорогой надежды [= Дорога надежды ] - Анн Голон

— А у вас белое, округлое и изящное бедро, — сказала ей Анжелика, постепенно по мере возвращения сил обретавшая язвительность.

К счастью для девицы, в комнате находились лишь две квакерши и Северина, ибо Анжелика продолжала.

— И вы отнюдь не лишаете себя удовольствия по ночам во время грозы услаждать ими Харри Бойда. — Лицо у девицы стало землистого цвета, и, едва не упав замертво, с вылезшими из орбит глазами, она выронила из рук чашку и, заикаясь, проговорила:

— Кто? Кто вам сказал?

— Никто! Я вас видела!

Беззвучно открывая рот, как вытащенная из воды рыба, девица с трудом произнесла:

— Этого не может быть! Вы не могли видеть…

— Почему же не могла, раз я проходила мимо.

— Но потому, что это случилось со мной всего лишь один раз и именно тогда, когда вы, миледи, умирали в своей постели.

Она принялась истерично всхлипывать, признаваясь, что это постыдное событие случилось именно потому, что все были взволнованы, потрясены, крича повсюду о смерти французской графини. Вольнонаемный Харри Бойд, приказчик соседа-торговца, в обязанности которого входило также обеспечивать безопасность дома миссис Кранмер, домогался ее и тысячами способов давал понять, чего от нее ждет, и, совершенно вскружив ей голову, смекнул, какую выгоду может извлечь из этой суматохи. Воспользовавшись ослаблением бдительности окружающих, неустанно пекущихся о чистоте нравов, он перепрыгнул через ограду, подошел к ней, неизвестно с какой целью пересекавшей под дождем двор, и увлек в ригу.

И там они…

— Успокойте ее, — попросила Анжелика, — она меня утомляет.

Однако девица голосила пуще прежнего. Она слишком хорошо знала, что ее ожидает: позорный столб, плеть, тюрьма, бесчестье и удвоение срока службы, Северина, видя, какую она скроила физиономию, смеялась до упаду, как умеют смеяться только француженки, даже гугенотки. Разбитая чашка послужила естественным объяснением разразившемуся скандалу, когда пришли узнать о его причине. Делу не будет дан ход. Анжелика отнюдь не стремилась к тому, чтобы о ней говорили, будто она летает верхом на метле.

А почему, собственно, на метле? На каком-таком основании колдуньям вручают метлы для прогулок? Шутки в сторону! Подобные речи не очень-то располагали к улыбке. Если англичане чувствовали себя в большей зависимости от Дьявола, не имея в раю покровительствовавших им святых, Анжелика не могла забыть, что и «на правах» француженки оказалась в свое время жертвой почти такого же фанатизма. От них, от Жоффрея и от нее, потребовались исключительная находчивость, помощь влиятельных и умных друзей, чтобы нейтрализовать и свести на нет обвинения злобного иезуита д'Оржеваля, который, противодействуя начинаниям графа де Пейрака в штате Мэн, обвинил ее в колдовстве.

А ведь он даже в глаза их не видел.

Она дожила уже до такого дня, что ей стало казаться, будто он никогда и не существовал. И когда в Квебеке они узнали, что отец д'Оржеваль был сослан в ирокезские миссии, она поняла, что одержана первая победа. Но можно ли считать ее окончательной? Подозрение, что глухая ненависть, которую он питал к ней, не иссякла, впервые охватило ее на совете. И порой крылом черной птицы настигал страх, что Амбруазина… Амбруазина, демоническая сообщница иезуита, хотя и умершая, еще не произнесла последнего слова.

— Отбросьте заботы, сердечко мое, — говорил Жоффрей, видя ее задумчивость, — наше судно с честью вышло из шторма. Ветер оказался попутным.

Она хотела знать, не появились ли новые беженцы из Верхнего Коннектикута, но он отвлек ее от этих проблем, решить которые в данный момент было не в его власти.

Салем укреплял свои палисады, и окрестные фермеры вереницей отправились на воскресную проповедь, подобно тому, как некогда ходили на службу мужчины, вооруженные мушкетами, охраняя женщин и детей.

Собирались ополченцы для обеспечения безопасности жителей приграничных районов. Штат Мэн все еще оставался под защитой мирного договора, который Жоффрей де Пейрак подписал с бароном Сент-Кастином…

Скоро она начнет вставать. Спустится в сад, куда во время большого наплыва визитеров Рут в Номи выносили колыбельку.

И тогда она станет поправляться еще быстрее, и они смогут взять курс на Голдсборо.

Рут и Номи, стоя по обе стороны от угрюмой Агари с лозой дикого винограда в волосах, просили за бедную цыганку:

— Возьмите ее с собой в Голдсборо, миледи. Нам известно, что там мирно уживаются самые разные люди, женщины пользуются уважением и находят мужей и приданое. Говорят даже, что одна мавританка вышла там замуж за французского офицера. Умоляем, возьмите с собой это бедное дитя: здесь мы боимся за нее.

Одни забрасывают ее камнями, другие обвиняют в том, что она вводит их в такое искушение, что они не остановятся и перед насилием, а затем и убийством под предлогом, будто вселившийся в нее Дьявол виновен в охватившем их вожделении. Там у вас ей было бы лучше…

Анжелика объяснила им, что, во-первых, мавританка, о которой они говорят, воспитанная дамами из Сент-Мора и получившая приличное содержание от таинственной крестной матери, живет не в Голдсборо, а в Квебеке, и, во-вторых, до сих пор еще не замужем. Это объяснялось, в частности, не столько дискриминацией молодых канадцев в отношении ее темной кожи, сколько жесткими требованиями, которые она предъявляла к своему будущему супругу.

После всего сказанного следовало признать, что такой красивой и невинной девочке, как Агарь, непосредственная чувственность которой сияла, как солнце в разгар лета, будет лучше и безопаснее в Голдсборо, чем в ригористическом и чрезмерно целомудренном Салеме. Ибо в поселении, основанном дворянином-авантюристом графом де Пейраком, царило такое смешение национальностей, характеров и нравов, которое тем паче взывало к терпимости. Там давно перестали возмущаться друг другом и по каждому спорному вопросу обращались к губернатору Колену Патюрелю, руководствуясь надежными установлениями, которые он ввел во имя порядка, пристойности и дисциплины, необходимых любому вольному порту для того, чтобы каждый гражданин мог спокойно вести в нем свои дела.

Признавая необходимость неукоснительного выполнения взаимных обязательств, жители Голдсборо научились уважать свободу личности. Поселение, состоявшее из членов гугенотской общины Ла Рошели, и контингента бывших пиратов, проституток, сосланных министром Кольбером для заселения Канады, и молодых француженок-акадок, сам сложившийся порядок вещей требовал ограничения религиозных, а значит, и национальных притязаний. Ибо там бок о бок жили англичане из пограничных районов, уцелевшие в результате франко-индейской бойни, шотландцы, оставшиеся после экспедиции сэра Александера, акадцы, населявшие побережье Французского залива, и многие другие. Разумеется, Агарь не останется там незамеченной, но и не подвергнется риску вызвать в жителях Голдсборо те чувства гадливости, ужаса и омерзения, которые она пробуждала в Новой Англии и которые в один прекрасный день могли бы подтолкнуть каких-нибудь фанатиков к мысли сыграть с ней злую шутку.